У Дэвида зрение -3, и поэтому ему приходится носить очки в тонкой металлической оправе. Когда Дэвид нервничает, он снимает их и начинает сосредоточенно протирать, даже если стекла абсолютно чистые. В последнее время он делает это особенно часто.
Дэвид носит идеально отглаженные рубашки и брюки со стрелками, о которые, кажется, можно порезать пальцы. Когда Дэвид волнуется, он начинает беспокойно крутить пуговицу на манжете. Три дня назад он даже не заметил, как оторвал ее с мясом.
Дэвид Фишер — гордость семьи. Дэвид читает Ницще в оригинале и умеет перемножать в уме трехзначные числа. Через несколько лет он собирается стать успешным юристом, а там, как говорит отец, рукой подать до карьеры политика и места в конгрессе. Мистер Фишер уже видит Дэвида на посту сенатора. Миссис Фишер ласково зовет сына «моей умницей» и заботливо поправляет воротничок его рубашки. Будущее Дэвида расписано на годы вперед, но его все устраивает. Жизнь Дэвида спокойная и приятно предсказуемая. Была. Пока он не влюбился в своего учителя, влюбился безнадежно и отчаянно.
читать дальшеДэвид не может сказать точно, когда же именно все это началось. Возможно, тогда, когда он впервые увидел Мистера Ди. Тот просто ворвался однажды непривычно теплым ноябрьским утром, весь такой поразительно небрежный для учителя английской литературы — две верхние пуговицы его помятой рубашки были легкомысленно расстегнуты, а сам он близоруко щурился, обводя взглядом класс. А, возможно, все началось именно в тот момент, когда Мистер Ди, проводя перекличку, вдруг запнулся на фамилии Дэвида, а тот нерешительно его поправил — голос отчего-то предательски дрожал. Дэвид никогда не забудет цепкий и внимательный взгляд Мистера Ди на себе. В тот момент ему показалось, что все его внутренности разом принялись танцевать безумную кадриль.
Ничего подобного с Дэвидом никогда не случалось. Раньше, пока в его жизнь так внезапно и бесцеремонно не ворвался Мистер Ди, он мечтал о поступлении в Йель. Теперь же Дэвид думает лишь о маленьком домике где-нибудь на краю мира, в глухом норвежском лесу, где они с Мистером Ди могли бы прожить до скончания жизни, читая Ремарка и Кортасара.
Дэвиду кажется, что он мог бы провести так целую вечность, пока Мистер Ди читает вслух Фицджеральда. Бесконечно наблюдая за тем, как его нервные пальцы перелистывают пожелтевшие страницы старой книги. Снова и снова вслушиваясь, как его низкий бархатный голос повествует о судьбе Джея Гэтсби. Дэвиду кажется, что с каждым днем его все сильнее затягивает в какую-то темную и непроглядную бездну, из которой он однажды может и не выбраться. Но Дэвида это уже нисколько не заботит. Утопающие не хотят спасаться.
Когда вся семья собирается вечером за ужином, родители наперебой и в красках начинают описывать светлое и радужное будущее сына. А Дэвид в это время задумчиво накручивает остывающие спагетти на вилку и думает о том, что Мистеру Ди безумно идут рубашки темно-бордового цвета. Миссис Фишер бросает беспокойный взгляд на бледное лицо сына. Миссис Фишер думает, что эта молчаливость вызвана осенним авитаминозом. Мистер Фишер с хитрой усмешкой думает, что сердце его сына наконец кем-то занято. Отчасти он, конечно, прав. Только вот занято оно не примерной девочкой-отличницей с курсов по социлогии, в шерстяной клетчатой юбке и косым пробором. Сердце Дэвида занято крепким и взрослым мужчиной тридцати лет, который таскает с собой старый потертый портфель, имеет обыкновение в моменты глубокой задумчивости грызть заусенцы и чесать щетину на небритом подбородке. Благодаря нему Дэвид полюбил Гюго и Кафку и понял, что девушки вроде Анджелы Шмидт из параллельного класса нисколько его не интересуют. Да и вообще любые девушки.
Однажды, поздно возвращаясь с курсов по истории, Дэвид случайно замечает на заднем дворе школы Мистера Ди. Тот стоит, запрокинув голову, в своем черном пальто нараспашку и небрежно повязанным шарфом. Он всматривается в темнеющее декабрьское небо, чуть сощурившись по обыкновению, и только то и дело загорающийся огонек, исходящий от его зажженной сигареты, говорит о том, что перед Дэвидом стоит не статуя, не выструганный из дерева идол, на которого бы Дэвид молился, не прерываясь даже на сон и еду, а живой человек. Он уже хочет пройти мимо, низко опустив голову и зарывшись носом в свой шарф, как делает это всегда, когда Большой Брат — случайно или же нарочно — сталкивает Дэвида с предметом его обожания.
Но что-то идет не так. Дэвиду кажется, что он стал героем тех сопливо-приторных мелодрам, над которыми иногда так любит поплакать его мать.
Мистер Ди вдруг отрывается от созерцания вечереющего неба и встречается взглядом с глазами Дэвида. Прищурившись, он всматривается целых долгих три секунды. Три секунды, за которые сердце Дэвида успевает два раза сбиться с привычного ритма. Всего лишь три секунды, но Дэвиду кажется, что время будто бы остановилось. Сейчас он, по закону жанра, должен кинуться в объятия к своему возлюбленному и прошептать «Я люблю тебя». И в таком положении они простоят пару минут, до тех пор, пока не заиграет музыка, не замелькают заключительные титры и не появится жизнеутверждающая надпись «The End».
Но, к сожалению или к счастью, это не кино. Вместо всего этого, Мистер Ди не спеша подходит ближе. Дэвид успевает заметить, что носок его правой ноги слегка загребает вовнутрь. Мистер Ди останавливается совсем близко, настолько, что Дэвид может разглядеть нитку, приставшую к лацкану его пальто. От Мистера Ди пахнет горькими сигаретами Marlboro. Дэвид думает, что мог бы так простоять целую вечность.
Пару секунд Мистер Ди задумчиво вглядывается, будто бы сквозь него.
«Здравствуй, Дэвид. Что же так поздно?» — наконец произносит он.
Сердце Дэвида пропускает удар. Он что-то невнятно мямлит о дополнительных занятиях по истории, хотя в первое мгновение даже забывает свою фамилию и какой сейчас год. Дэвид снимает очки и начинает нервно протирать их краем шарфа.
«Исто-о-ория...», — задумчиво протягивает Мистер Ди, бросая окурок под ноги и вдавливая его в асфальт носком своего ботинка. «Как ты думаешь, в плотном графике будущего студента Йеля найдется место для одного дополнительного занятия по литературе?» — произносит он, засунув руки в глубокие карманы своего пальто, и добавляет с загадочной улыбкой: «Я думаю, мне есть, что тебе рассказать.»
И черт возьми, Дэвид во всей фигуре Мистера Ди, в его улыбке, даже в этой дурацкой нитке на лацкане его пальто видит скрытый подтекст, который, кажется, кричит, вопит, орет, надрывая глотку.
И Дэвид соглашается. Несмотря на то, что его расписание уже забито под завязку всякими нужными и не очень дисциплинами. Он соглашается.
А Мистер Ди, все так же загадочно улыбаясь, медленно кивает, неспешно разворачивается на каблуках и уходит в вечер, постепенно сливаясь со сгущающейся мглой.
И вторник вдруг становится для Дэвида самым любимым днем недели.